|
Две тысячи людей, собравшихся прохладным летним вечером 1991 года под сводами англиканского кафедрального собора в Ливерпуле, получили большое удовольствие, хотя это было и не совсем то, чего они ожидали. Они стали свидетелями частичного возрождения таланта, так часто скатывавшегося в колею благопристойной, но явной посредственности. То, что они услышали, было "Ливерпульской ораторией" Пола Маккартни - громадная, всеобъемлющая работа, бесконечно далекая как по времени, так и по содержанию от тех примитивных, из четырех аккордов, мелодий, которые он с шумом исполнял в грязном клубе "Каверн", расположенном всего в нескольких сотнях ярдов отсюда.
Это был грандиозный проект для композитора, лучшие работы которого никогда не звучали долее трех минут, который не умеет читать и писать нот и который, по собственному признанию, в начале работы даже не знал, что такое оратория. Работа над ней велась два года, и она до предела, а в некотором отношении и сверх предела, исчерпала возможности Маккартни. И несмотря на все ее недостатки, аналогичные тем, что были присущи всем работам Маккартни за последнее десятилетие, "Ливерпульская оратория" является значительным произведением.
Однако реакцией публики вечером в ту пятницу было молчание и смущение. И только когда вперед вышел Маккартни, поклонился и обнял Карла Дейвиса - дирижера и своего приятеля-композитора, наконец раздались аплодисменты, но это скорее была дань уважения человеку, чем музыке.
Госпожа Кири Те Канава - выдающаяся певица из Новой Зеландии, чье сопрано придало значимость оратории, рассказывала после: "Было просто чудесно участвовать в этом. Оркестр был великолепный, певцы превосходные".
Публика не разделила ее восторга. Они пришли в кафедральный собор в ожидании услышать коллекцию мелодий Маккартни, но именно этого они как раз и не услышали. Маккартни решительно не желал, чтобы его новое произведение представляло собой попурри его мелодий.
Но что бы он ни делал, как бы ни старался, в памяти публики Пол Маккартни навсегда сохранился как "битл" Пол, и в нем публика видит воплощение своей мечты о непроходящей молодости. Но "Битлз" больше нет, тот ансамбль сохранился только в памяти, и без Леннона он уже никогда больше не будет существовать. Маккартни может мечтательно размышлять о том, чтобы собраться вместе с Харрисоном и Ринго, но это все-таки больше мечта, чем вероятность. Когда Пол сказал, что хотел бы сотрудничать с Харрисоном, Джордж огрызнулся в ответ: "Это не для меня. У нас уже был шанс сочинять вместе - двадцать пять лет назад".
Поэтому для стимуляции своего творчества Маккартни вынужден обращаться к другим людям, хотя его доминирующая роль остается, как всегда, неизменной. Но каким бы славным ни было его "битловское" прошлое, подобное диктаторство становится иногда невыносимым. Пол решился на сотрудничество с Карлом Дейвисом, американцем по происхождению, живущим в Лондоне, чтобы вырваться из, как он сам называл это, "голубиного гнездышка", то есть образа "бывшего "битла", сочинителя баллад и иногда рок-н- роллов". А когда Дейвис сказал: "Нам нужна баллада в стиле Маккартни", Пол отказался, потому что это была моя первая работа с настоящим оркестром и я не хотел, чтобы это было попурри из того, что я уже написал".
Когда зашла речь о праздновании 150-й годовщины Королевского ливерпульского филармонического оркестра, именно Дейвис предложил привлечь к этому знаменитого сына города. С помощью приятеля Линды и участника движения в защиту животных Карла Лейна, писавшего сценарий к телесериалу "Хлеб", в котором в главной роли снималась жена Дейвиса актриса Джейн Бот, была надлежащим образом организована встреча с Маккартни. Однако сначала эта идея не захватила Пола.
"Первый час мы ходили вокруг да около, - вспоминал Дейвис. - Он любит, чтобы его постепенно подводили к предмету разговора. Пол очень осторожен". Дейвис добавлял, что их отношения "начали строиться" только при активном содействии Линды.
С одной стороны, осторожность, а с другой - унаследованная от отца нелюбовь к классической музыке.
"Причиной этому были слащавые голоса в классической музыке, а он их терпеть не мог", - говорит Пол об отце. Подобная картина наблюдалась и с сыном.
Однако Дейвис запомнил их разговор, и, когда он начал делать наброски частей произведения, которые основывались на рассказах Маккартни о своем детстве, Пол заинтересовался. Был сделан грубый набросок музыкального произведения полуавтобиографического характера в восьми частях. Затем в течение двух последующих лет Маккартни и Дейвис работали над сочинением музыки, причем Дейвис работал над оркестровкой и пассажами, а Маккартни сочинял мелодии и слова.
Маккартни, не желавший учиться записывать музыку, "потому что это предрассудок", и отказавшийся воспользоваться предложенной ему Дейвисом записью "Руководства для начинающего оркестранта" Бенджамина Бриттена ("слишком поздно, мой дорогой"), создавал музыку в голове, словно фильм, и затем описывал ее Дейвису. Точно так же они поступали с Джорджем Мартином в счастливые творческие дни работы с "Битлз" над "Penny Lane".
"Пол рассказывал о своем сотрудничестве с Мартином, и все эти указания, обсуждения, предварительные наброски, различные пробы и были частью процесса аранжировки, которым он занимался с Мартином. Поэтому нельзя сказать, что он совсем не был знаком со звуками и красками оркестра", - говорил Дейвис.
Маккартни знал, чего он хочет, а чего нет. Девяностоминутная оратория (во время полета в самолете Маккартни вычитал в журнале, что оратория - это "религиозное произведение, исполняемое солистами-вокалистами и хором с оркестром, но без костюмов и драматических действий") предполагала стать "серьезным и законченным представлением".
Это и было завершением долго вынашиваемого музыкального проекта. "В то время я вспоминал, что, когда мне было, пожалуй, лет двадцать, я рассматривал возраст тридцать лет как опасный и думал: "Боже, что же я тогда буду делать?" Я представил себя в твидовом пиджаке, пишущим "серьезную" музыку, а началом ее были "Элинор Ригби" и другие вещи". Кульминацией же стала оратория.
Временами Пол чувствовал себя неуверенно, потому что его вовлекли в проект, который так разительно отличался от всего того, чем он занимался раньше.
"Возникали еще проблемы с коллегами, - говорил Пол. - Когда я был занят работой над ораторией, я чувствовал себя неловко перед Элвисом Костелло и Крисси Хайнд (из группы "Pretenders"), но оказалось, что они любят классическую музыку, и это тоже помогло мне".
Первоначальные сомнения не помешали Полу настаивать на том, чтобы работе было присвоено его имя. Маккартни никогда не скромничал по поводу названия произведения, если считал его явно своим, и, к удивлению Дейвиса, настаивал на названии "Ливерпульская оратория Пола Маккартни".
Дейвис надеялся, что произведение будет называться "Ливерпульская оратория", а в подзаголовке будут указаны имена авторов: Пол Маккартни и Карл Дейвис. Ведь если Маккартни писал мелодии и стихи, то именно Дейвис делал оркестровку и гармоническое построение. Например, к предложенному Маккартни аккорду ре-мажор он добавил сексту, что придало окраску и выразительность и другим аккордам. Подобным образом Дейвис придал всей работе в целом массу оттенков.
Однако желание Маккартни доминировать остается сильным и неизменным. "Он все время хочет быть боссом", - говорит Дейвис. По поводу оратории Пол объяснял: "Мне надо было играть первую роль. Я сходил с ума при мысли, что в день исполнения оратории он будет работать на сцене, как Стравинский, а я, как придурковатый ирландец, буду сидеть среди публики, что меня будут воспринимать как замухрышку, не умеющего читать ноты и написавшего всего одну-две небольшие мелодии, и все будут считать, что ораторию написал Карл".
Кроме проявления подобной амбициозности, неизбежно возникали и другие трения. Маккартни, по словам Дейвиса, "иногда бывал ужасно бесцеремонным. Мне это не нравилось, но что поделаешь... Если собираешься делать что-то с Полом Маккартни, надо понимать, с кем имеешь дело. Вести себя достойно он не собирается".
Оратория была новой музыкальной областью для Маккартни. Он вынужден был опираться на Дейвиса, имевшего преимущество в музыкальном плане, так как он точно знал, как будет звучать каждая написанная нота. "Послушай, ты знаешь, как это прозвучит, а я нет", - пожаловался Маккартни Дейвису, когда тот предложил провести генеральную репетицию.
Дейвис говорил: "Когда вступил оркестр, я подумал, что Пола охватил ужас. У него на лице было написано выражение страха перед неизвестностью. А я в это время ощущал большой подъем, потому что знал, что это будет великолепно".
Маккартни тоже подумал так, но не все в тот первый вечер в кафедральном соборе разделили его мнение. Ошеломленная публика пришла к выводу, что было лучше, когда "классическая" музыка пришла к Маккартни во время написания "Элинор Ригби", чем сейчас, когда Маккартни пришел к "классической" музыке в своей оратории. Местная ливерпульская газета "Дейли пост" услышала в оратории "запоминающиеся пассажи... перемежаемые почти скучными моментами". А "Таймс", двадцать семь лет назад с притворной похвалой отзывавшаяся о песне Леннона "Not a Second Time", теперь жаловалась: "...пассажи богомольного хорала и вымученные оркестровые интерлюдии заставили "Реквием" Брамса выглядеть просто рассадником синкоп".
Серьезным недостатком оказались и стихи, эта проблема часто сопровождала работы Маккартни последнего периода. В молодости он писал более верно, "Элинор Ригби" четко запечатлевается в памяти, как черно-белая фотография. Печальный сюжет и стихи достаточно хороши, чтобы самим говорить за себя. "Ливерпульская оратория", для сравнения, более размыта и сентиментальна. Насколько она хороша в музыкальном отношении (а в ней, безусловно, есть прекрасные моменты), настолько не хватает яркости стихам, и их звучание не позволяет считать ораторию действительно крупным произведением искусства. Пол Фишер из "Гардиан" отмечал: "Литературные способности Маккартни менее явные, чем музыкальные, и приторность либретто требует редактора, скорее всего, такого резкого и циничного, как Леннон. Конечно, строго соблюдены классические традиции либретто, но призывный возглас: "Ей всего семнадцать лет, вы понимаете, что я имею в виду!" - более ярко запечатлевается в памяти, чем любые слова оратории". В те далекие 60-е годы, когда каждый точно понимал, что Маккартни имеет в виду, его интересы полностью совпадали с тем, о чем он пел: получить удовольствие, играя рок-н-ролл и приплясывая на сцене, а потом, если повезет, подцепить одну из куколок в мини-юбочках, визжащих от восторга в первых рядах. Он и до сих пор играет рок-н-ролл, но теперь общается со своими поклонницами только посредством взглядов. Он семейный человек, считающий лучшим времяпровождением общение по вечерам с детьми, и эти его убеждения прозвучали в заключительной части оратории, где есть такие слова: "То, что нужно людям, - это семья... ров вокруг замка и поднятый вверх подъемный мост".
Именно так и поступает семья Маккартни, варясь в собственном котле и приглашая на ферму в Суссексе только самых близких знакомых (как и у его родителей, у Пола очень мало друзей вне семьи). Они сознательно стараются жить как можно проще. Ухаживают за животными, хотя, как ни странно, не подрезают копыта лошадям и не забивают состарившихся овец.
"Для меня очень важно быть простым, - объяснял Пол. - Моя простота очень рациональна, и это отнюдь не надуманно. Это мой реальный ответ на вопрос, каким лучше всего быть. Я считаю, что простым".
Свою философию он постарался привить и своим детям, которые все учатся в местной государственной школе. "Мы с Линдой не строгие родители, но у нас есть определенные понятия, которые мы внушаем своим детям, - говорит Пол. - Понимаешь, если мои дети собираются унаследовать мои деньги, а так оно и будет, они должны иметь дело с землей, и лучше всего - в окрестностях Ливерпуля, где прошло детство их отца".
"Я собирался послать Джеймса учиться в Итон, - продолжает он, - но не смог примириться с мыслью, что он приедет домой и с безукоризненным произношением скажет: "Здравствуй, отец".
Стремление Пола жить по своим правилам иногда выглядит просто нелепым. Когда семью Маккартни приглашают на обед к соседям, они непременно заявляют, что придут только в том случае, если будут есть на кухне, и только вегетарианскую пищу. Что касается домашних дел, то Пол настаивает, чтобы Линда сама выполняла всю домашнюю работу. И как бы абсурдно это ни выглядело в глазах соседей, для Пола это имеет большое значение. Погруженный в тень собственной славы и укрытый благополучием, он придерживается только одного образа жизни, который он знает.
"На самом деле Линде не нравится домашняя работа, - объяснял он однажды, - потому что, когда она росла, в их семье были слуги и она не научилась что-нибудь делать по дому. Но я постарался ей все объяснить, потому что в таких семьях, как моя, домашние дела считаются удовольствием. Как, например, запах выглаженного и выстиранного белья... Там, где я вырос, раз в неделю женщины затевали стирку, они стирали, потом гладили, болтая при этом между собой или слушая радио. Это очень по-крестьянски. Такая стирка была целым событием, как, например, давка винограда".
Линда могла бы возразить: имея состояние свыше пятисот миллионов фунтов, Маккартни достаточно богат, чтобы нанять для нее целую армию помощниц по дому, шоферов, нянек. Но Линда не возражает. Девушка из манхэттенского Истсайда очень счастлива своей ролью матери, живущей в скромных условиях, борющейся за права животных, пишущей очень популярные книги по вегетарианской кухне, готовящей для своей семьи, беспокоящейся о будущем планеты, ухаживающей за своим мужем и счастливой с ним.
"Как и у всяких женатых пар, у нас случаются ссоры, - говорит Линда. - Пол иногда может быть невыносимым, потому что он очень взыскателен и знает чего хочет, а если что-то делается не так, он сильно злится". Однако даже спустя два десятилетия они по-прежнему любят друг друга. "Я очень горжусь Линдой", - говорит Пол. А Линда со своей стороны отмечает: "Больше всего в мужчине я ценю заботливое отношение, и это очень привлекает меня в Поле. Даже после стольких лет совместной жизни он всегда после работы заходит куда-нибудь, чтобы купить мне цветы". По утрам Пол также готовит для Линды чай.
Люди, случайно познакомившиеся с этой парой, считают, что ведущая роль в их союзе принадлежит Линде. Линда это отрицает. "Я никогда не была ему вместо матери, если вы это имеете в виду, - замечает она. - Пол всегда был главой семьи и продолжает им оставаться. Он босс". Линда даже не знает, сколько денег зарабатывает ее муж.
"Мой отец никогда не говорил матери, сколько он зарабатывает", - объяснял Пол. Джим Маккартни умер 13 марта 1976 года в Хесуолле, в доме, который Пол купил ему. Последние слова его были: "Скоро я встречусь с Мэри". Пол, как всегда, скупой на выражение эмоций, не присутствовал на похоронах отца. Как и в день смерти Леннона, он заглушил свое горе, проведя весь день в работе. И хотя Пол не проливал публично слезы по отцу, он отдал Джиму истинную дань уважения, ведя себя в домашней жизни так, как вел себя его отец.
Его ферма является странным местом для эмоционального отдыха поп-идола, чьи таланты вырвали его из окрестностей Ливерпуля и сделали одним из самых богатых людей в мире; чья музыка доставляет радость миллионам людей; чей поднятый вверх большой палец и очаровательная улыбка стали самым популярным образом XX столетия; кто в свои пятьдесят продолжает вести себя так, как вел, будучи стилягой-подростком; кто продолжает записывать пластинки и ездить на гастроли; кто до сих пор хочет, чтобы все любили его. Живя "нормальной жизнью", которую он создал в соответствии со своим воспитанием, ему удается сохранять здравый смысл, что само по себе уже является большим достижением в пляшущем и оглушающем мире рок-н-ролла, усыпанном сгоревшими звездами.
Пока кладбище рок-музыки продолжает пополняться, Пол с удовольствием покупает бакалейные товары, яростно борется за открытие местной больницы, делает пожертвования для благотворительных организаций, таких, как Международная амнистия (он не такой скупой, как об этом говорят). Каждое утро он на поезде отправляется в свой офис, каждый вечер приносит жене цветы, с энтузиазмом смотрит на перспективу стать дедушкой, приобретает различные ценности, хотя, как когда-то делали его отец с матерью, держит на черный день пятьсот миллионов фунтов.
В такой домашней умиротворенности существует определенная опасность. Критик Сирил Коннолли писал: "Нет более злостного врага для высокого искусства, чем детская коляска в прихожей". И музе Маккартни мешает шум его домочадцев. Будучи еще совсем подростком, он писал такие песни, как "When I'm 64" ("Когда мне будет 64"), на третьем десятке он написал такие классические вещи, как лирическую "Yesterday" и рок-н-ролл "I Saw Her Standing There" и гимн "Битлз" "Hey Jude". Распад ансамбля подвигнул его к написанию "Maybe I'm Amazed", где были использованы великолепные хроматические гаммы. Казалось бы, с таким багажом он будет теперь писать зрелые, серьезные вещи, а он, наоборот, продолжает писать легкомысленные песенки о любви. И, хотя в этом, по сути, нет ничего предосудительного, публика, которая все еще помнит, какой яркой была его музыка, вправе поинтересоваться, в какой из овощных пирогов ушло его вдохновение.
Несмотря на то что в последние пять лет оценки критиков часто бывали суровыми, сочинение музыки продолжает доставлять ему удовольствие, хотя бывают неудачи и срывы наряду с моментами удачи и славы. Пол Маккартни создал много запоминающихся и популярных песен на все времена, и мы благодарны ему за это. Пытаясь расширить свой музыкальные возможности, как это было в случае с ораторией, он показал, что все еще способен работать, хотя и с переменным качеством. Он и в дальнейшем собирается писать музыку, и глупо было бы с его талантом бросить сейчас это занятие. Да и Линда, конечно, против.
"Она всегда хочет, чтобы Пол продолжал совершенствоваться, - говорит Карл Дейвис. - Она играет очень положительную роль в его жизни". И теперь, как это рано или поздно случается со всеми художниками, Маккартни должен сам принять решение. Похоже, что он решил работать и идти вперед. "Я не могу представить себя бросившим писать музыку, - говорит он. - И даже если никто больше не пожелает записывать мои альбомы, я все равно буду писать песни".
До того времени, когда ему будет 64. И после этого.
Назад к оглавлению
|
