|
ТРОПИЧЕСКИЙ ЖАР
Истощенное лицо и длинные волосы, босые, необычайно худые ноги: индийский отшельник, сидящий в позе лотоса на современном диване датского производства с гитарой в руках - так выглядит Джон Леннон на фотографии, которую сделал Фред Симан в первый вечер после прибытия на Бермуды.
В этот день Джону захотелось помузицировать. Близоруко склонившись над грифом инструмента, он принялся нащупывать аккорды. Внезапно ударив по струнам, Джон вновь обрел тот жесткий, нервный ритм, который был так характерен для его игры в течение долгих лет, когда он был ритм-гитаристом в составе группы "Битлз". Затем он поднял голову и грубым голосом ливерпульского матроса запел злую импровизированную пародию на одну из последних песен вернувшегося в строй Боба Дилана "You Gotta Serve Somebody" ("Ты должен кому-нибудь служить"), которую Джон переименовал в "Serve Yourself!" ("Служи самому себе!"). Обращаясь к тому же молодому наркоману, которому был адресован сарказм песни "Revolution", Джон поздравил его с озарением, позволившим открыть Иисуса, Будду, Магомета и Кришну. Но, пропел он, в его снастях не хватало одного очень важного паруса. Какого же именно? Матери. Ты чертовски прав! Тот, кто не признает своих долгов перед женщиной, выносившей его, является полным идиотом! Ей он обязан больше, чем всем мудрецам на Земле вместе взятым.
Затем, после пары музыкальных пощечин расставшись со своим учеником, Леннон резко оборвал пение, встреченное смехом и аплодисментами здоровых и красивых матросов, расположившихся у его ног. Эти новые товарищи Джона, вероятно, считали, что знаменитый музыкант всегда ведет себя именно так.
Один Фред Симан не мог опомниться от удивления. Две недели, проведенные в море, изменили Джона Леннона. Как только они остались вдвоем, Джон объяснил Фреду, что приключение, которое он пережил на борту "Миган Джейн", помогло ему вновь обрести вдохновение. Во время круиза он написал две песни и теперь сгорал от нетерпения сочинять и дальше. Но для работы ему нужны были одиночество и комфорт. От Фреда требовалось как можно быстрее отделаться от попутчиков и снять для Джона виллу где-нибудь поближе к морю. Деньги значения не имели. Когда Фред заметил, что Тайлер Кониз может обидеться, поскольку теперь он числит себя в друзьях Джона, Леннон резко возразил: "У меня нет друзей. Дружба - это романтическое заблуждение".
Андерклифф, желтая вилла на Гамильтон Террас, в которой поселились Леннон, Фред, Шон, Уда-Сан, а позже и Хелен Симан, располагалась ниже прибрежного шоссе, прямо у воды.
Однажды вечером, вскоре после прибытия на виллу, Джон сидел во внутреннем дворике и слушал альбом Боба Марли "Bumin" ("В огне"), когда внезапно его осенило вдохновение. Он возбужденно принялся объяснять Фреду, что в течение вот уже нескольких лет у него не выходила из головы песня Марли "Hallelujah Time", и только сейчас он понял, почему: в песне была строчка о том, что жить осталось совсем недолго. Именно такое чувство испытывал сейчас Джон - так пусть же первая песня будет об этом! Он сразу начал импровизировать на эту строчку из альбома Марли, в результате чего получилась композиция, озаглавленная "Living on Borrowed Time" ("Жизнь у времени взаймы"). Под аккомпанемент Фреда, выстукивавшего ритм на футляре от гитары, Джон довольно долго играл и пел, пока не записал на магнитофон именно то, что звучало у него в голове. Затем он запалил косяк, откинулся в кресле и принялся мечтать вслух о том альбоме, который должен был ознаменовать его возвращение.
Этот альбом будет от начала до конца пропитан мягкими, чувственными звуками Карибского моря. Ведь Бермуды находятся в Карибском море? Нет? Ну и хрен с ними! Все равно, это будет остров в океане, тропический и полный эротики, движения и звуков ритм-энд-блюза. Вообще-то, чтобы добиться нужного саунда, надо было ехать на Ямайку! В ту же студию, где записывался Боб Марли. Он будет играть с растаманами и курить с ними ганжу.
Слушая, как Джон говорит, Фред Симан думал, что на его глазах свершается чудо. Больной человек, за которым он наблюдал в течение целого года, чудесным образом исцелялся: Джон Леннон становился самим собой - величайшим автором-песенником нашей эпохи.
Но стремительный полет ленноновского воображения был прерван на следующее же утро, когда он взялся за телефон и стал рассказывать о своих планах Йоко. Встревоженная тем, что дело приняло непредвиденный оборот, она сосредоточилась на том, чтобы вернуть его под свой контроль и направить по пути, который наилучшим образом соответствовал ее собственным планам.
После того как Йоко разродилась целой серией новых песен, ей надо было придумать, каким образом можно сделать из них альбом. Богатый опыт подсказывал ей, что от идеи сольного альбома следует отказаться. Более того, если она будет настаивать на сольном альбоме, Джон тоже захочет записать альбом, который будет раскуплен фанами, в то время как ее пластинка станет пылиться на полках магазинов. Поэтому ее успех зависел от того, сумеет ли она предложить поклонникам песни кумира, заставив их одновременно слушать вещи, написанные Йоко Оно. Первой задачей Йоко было отговорить Джона от идеи записи сольного альбома. В качестве решения проблемы она придумала записать альбом как "игру сердец", диалог между женатыми друг на друге любовниками. Изложив свою идею Леннону, она сделала упор на то, что если он откажется, то именно на него ляжет вина за разрушение мифа о Джоне и Йоко, на создание которого они положили всю жизнь.
Начиная с этого дня, телефонные звонки не прекращались: Йоко часами убеждала мужа отказаться от идеи записать альбом в стиле регги. В конце концов Джон склонился к мысли о создании пластинки, на которой два исполнителя, используя диссонирующие музыкальные идиомы, попеременно, но не вместе, должны петь песни, написанные на пересекающиеся сюжеты.
Парадокс пластинки "Double Fantasy" заключается в том, Йоко звучит на ней лучше, чем Джон. В то время как он, будучи лишенным изначального вдохновения, застенчиво скатился к клише прежних работ, ей хватило ума вскочить на подножку проходящего поезда и использовать стиль конца семидесятых. Верхом иронии явился также и тот факт, что именно Джон помог ей взобраться на гребень "новой волны".
В одном из диско-баров Гамильтона он как-то услышал песню группы "Б-52" "Рок Лобстер". Он сразу подметил, что их саунд явно найден под влиянием пронзительных криков Йоко. На следующий день он сказал ей, что ее стиль вошел в моду. А когда Йоко передала эти слова Джону Грину, он еще больше развил эту идею. Он порекомендовал Йоко записать пластинку в техно-кукольном стиле. "Знаешь, - сказал он, - что-нибудь вроде "Kiss, kiss, kiss - Take, take, take me... Hold, hold, hold me... in your arms". Йоко рассмеялась, но сразу принялась за работу. В результате песня "Kiss, Kiss, Kiss" вышла на оборотной стороне сингла Джона с альбома "Double Fantasy" - "Starting Over" - и стала первой композицией Йоко, когда-либо звучавшей на дискотеках.
Взяв на вооружение стиль технотронной риторики "новой волны", Йоко поставила перед Джоном еще одну проблему: необходимо было найти гармонию между ее и его саундом. Он хотел наполнить свою музыку чувственной меланхолией тропических морей, но теперь, вместо того, чтобы отправиться в Кингстон в поисках звука из плоти и крови, ему предстояло записываться в Нью-Йорке и использовать ультрасовременные технологии.
Когда Джон оказывался во власти мук творчества, он всегда сильно нуждался в моральной поддержке. В прежние времена в Кенвуде Пит Шоттон часами просиживал в нескольких шагах от Леннона, пока тот работал над песнями. Именно такой помощи Джон ожидал теперь от "мамочки". Но вместо этого она часами разговаривала с ним по телефону. "Все эти песни были написаны по телефону между Нью-Йорком и Бермудами, - вспоминает Сэм Грин. - Он постоянно звонил ей. Он буквально преследовал ее... О чем они могли говорить по пять часов подряд?! Она побуждала его сочинять любовные песни, адресованные ей, чтобы можно было включить их в альбом. Ей приходилось подталкивать его и постоянно смотреть, чтобы песни соответствовали тому, что ей было нужно".
Этим летом большую часть времени Йоко проводила у Сэма Грина. Причиной тому была полная страсти любовная интрига, которая разворачивалась между ними. К середине июня Йоко втянула Сэма в симбиоз типа "ты-это-я-а-я-это-ты-и-мы-ни-минуты-не-можем-жить-друг-без-друга", который всегда был для нее единственно возможной формой любви. И напрасно Сэм Грин пытался улизнуть при первой же возможности - она без устали преследовала его. Она установила у него телефонный номер на свое имя, чтобы лишить его возможности ссылаться на то, что линия была занята. Однажды Сэм насчитал сорок один телефонный звонок от Йоко за утро. В чем была такая срочность? Она почувствовала приближающуюся простуду и хотела во что бы то ни стало вколоть себе витамин С, прежде чем инфекция доберется до горла и испортит голос.
И хотя Йоко была слишком требовательной по отношению к своему любовнику, она была с ним и щедра. Как прежде Дэвида Спинозу, она осыпала Сэма дорогими подарками, а если по какой-либо причине не могла к нему приехать, отправляла ему целый гидросамолет, загруженный килограммами черной икры, шотландского лосося и горами французских сыров. Тем не менее однажды телефонное напряжение достигло такой точки, что Сэм бросил трубку. Йоко сообразила, что переборщила. На следующий день помощник Сэма доставил ему посылку. В знак примирения она подарила ему желтый бриллиант весом в четыре с половиной карата и стоимостью около четырех тысяч долларов.
Вечером 26 июня Йоко пригласила Сэма на студию "Хит Фэктори", где устроила демонстрационное прослушивание семи записанных песен. Она требовала его присутствия, поскольку именно он вдохновил ее на сочинение любовных песен, и она хотела спеть их ему, как Джон в Лос-Анджелесе пел свои композиции Мэи Пэн. "I Am Your Angel" идеально передает отношение Йоко к Сэму, а поздравление с днем рождения, прозвучавшее в последнем куплете, появилось после дня рождения Сэма, которое отмечалось 20 мая - композиция была написана примерно в этих числах.
На следующий день Йоко все же вылетела на Бермуды, куда ее самолет должен был приземлиться в половине десятого вечера. Джон и Фред заранее отправились в аэропорт, поэтому они отослали водителя, а сами уселись в таверне не близко и не далеко от летного поля, чтобы выпить пивка. В ожидании встречи с "мамочкой" Джон пребывал в возбуждении. Он долго рассуждал о том, что до знакомства с Йоко все его связи с девушками больше напоминали изнасилования. Разговор затянулся бы, если бы Фред не взглянул на часы: они показывали половину десятого! Выскочив из бара, они запрыгнули в такси и помчались в аэропорт, но было поздно. Один из сотрудников аэропорта сообщил им, что с последним рейсом действительно прибыла какая-то японка. В течение нескольких минут она оглядывалась по сторонам, а затем разрыдалась. Вскочив обратно в такси, Джон сказал Фреду, что по приезде домой ему придется свалить вину за опоздание на него.
Этим вечером Джон вел себя с Йоко, как прежде. Он отвел ее в солярий и пел ей серенады. Затем он поставил кассету с первыми за последние пять лет новыми песнями. Йоко молчала, не проявляя никаких эмоций. Когда Джон стал приставать к ней с просьбой хоть на день съездить на Ямайку, чтобы посмотреть студию, Йоко отказалась, заявив, что в воскресенье ей надо быть в Нью-Йорке. Это так разозлило Джона, что он обрушился на нее с упреками, что она совершенно перестала заботиться о нем и Шоне. Особенно о Шоне! А все ее объяснения, вроде того, что у нее якобы отсутствует материнский инстинкт, придуманы только для того, чтобы увильнуть от своих обязанностей. Сцена не произвела на Йоко никакого впечатления. Она заявила, что когда альбом будет закончен, купит ему дом на Бермудах, и тогда все члены семьи смогут хорошенько отдохнуть. Несмотря на обиду и разочарование, Джон нашел утешение в этом пустом обещании.
После отъезда Йоко у Джона возникли подозрения относительно ее образа жизни в Нью-Йорке. Он пожаловался Фреду, что "мамочка" проводит слишком много времени в обществе Сэма Грина и Сэма Хавадтоя. Он даже намекнул о наличии наркотиков в Дакоте.
Однажды в начале июля, после неоднократных и бесплодных попыток дозвониться до Йоко, Джон ушел к себе и за пару часов написал лучшую композицию, вошедшую в "Double Fantasy", - "I'm Losing You". Песня подействовала на него, как истинный катарсис. С той минуты, как он ее закончил, Джон успокоился и перестал названивать Йоко. Вместо этого он решил выяснить, что же происходит у него дома, и послал в Нью-Йорк Фреда Симана.
Когда 4 июля Фред добрался до Дакоты, Йоко уже четыре дня как находилась у Сэма Грина на Файер-Айленде. Но ей и не требовалось быть дома. Состояние, в котором Фред застал "Студию Один", было красноречивее любых слов. "Ее офис, - вспоминает он, - был завален газетами, грязной одеждой, разбросанной по полу, и остатками полуразложившейся пищи". Поднявшись в квартиру, он обнаружил множество бутылок виски и водки - любимых напитков Сэма Грина. Слегка надавив на Миоко, он узнал, что Сэм Хавадтой и Лучиано приносили Йоко "конверты". (Сам Лучиано признался, что иногда они с Сэмом притаскивали ей упаковки кокаина размером с толстую книгу карманного издания.) Но больше всего Фреда сразил слух о том, что Йоко собирается развестись с Джоном и перетащить его личные вещи в квартиру 71. Фред узнал, что она хочет выйти замуж за Сэма, и предположил, что речь шла о Сэме Хавадтое. Само собой, он ни словом не обмолвился обо всем этом в разговоре с Джоном. Фред не собирался развязывать войну.
Конец июля ознаменовался одним из самых забавных эпизодов "Баллады о Сэме и Йоко". Сэм был сыт по горло постоянными прогулками на лимузинах и самолетах. Однажды он предложил Йоко взять напрокат открытую легковую машину и поехать по шоссе куда глаза глядят. Через какое-то время они уже неслись по живописной скоростной дороге в направлении Коннектикута. "А почему бы нам не заехать в гости к твоим старикам?" - неожиданно предложила Йоко. Предприняв несколько безуспешных попыток отговорить Йоко от этой идеи, Сэм махнул рукой и набрал номер телефона своих родителей. "Привет, мам, - выдавил Сэм. - Мы как раз проезжаем мимо. Сейчас уже восемь часов, и я не один. А вы чем занимаетесь?" В ответ миссис Грин скороговоркой прошептала: "Сегодня особый вечер для твоей сестры. Этот парень, с которым они вот уже год как живут - по-моему, они организовали для нас торжественный ужин, потому что собираются объявить о свадьбе. У нас тут везде горят свечи, и даже в саду зажгли специальные факелы. Папа жарит барбекю, а сестра очень волнуется. Я надеюсь, ты не испортишь ей этот вечер. Но мы, конечно же, будем рады тебя видеть". "Хорошо, - ответил Сэм, - только я приеду не один. Со мной будет Йоко Оно. Ты знаешь, о ком я говорю?"
О том, что случилось дальше, лучше всего поведал сам Грин: "Ужин был чудесным, и Йоко решила, что все организовано в ее честь. Она вела себя так, будто находилась в кругу своей семьи, и говорила вещи типа: "Могу себе представить, как мы с Сэмом будем сидеть вот здесь, когда наши волосы будут совсем седыми". Единственное, чего она не понимала, так это того, что моя сестра сидела рядом, сжимая от злости кулаки и думая про себя: "Какого хрена эта косоглазая уродина приперлась сюда, чтобы испортить самый важный момент в моей жизни!" И знаете что? Они так и не объявили о свадьбе, больше того, они вообще не поженились! Зато у всех - у матери, у сестры и даже у отца - сложилось впечатление, что Йоко приехала, потому что собралась стать членом нашей семьи. Я постарался сохранить приличия и попросил устроить ее в комнате для гостей. Но она даже не прилегла на приготовленную для нее постель. На глазах у всех она прошла в мою спальню, которая находилась в противоположном крыле дома. Она выставляла наши отношения напоказ!"
Вернувшись из Коннектикута, любовники стали выяснять, на какую долю состояния Джона могла рассчитывать Йоко в случае развода. Проблема была непростой, учитывая тот факт, что финансы Джона тесно переплетались с делами компании "Эппл". Не так давно Джон был вынужден переделать завещание, так как выяснилось, что в случае его смерти "Эппл" может оттяпать часть будущих доходов. Кроме того, 19 июня 1980 года в Нью-Йорке вступил в силу закон о разделе совместно нажитого имущества разводящихся супругов в соотношении пятьдесят на пятьдесят.
Сэм Грин не был в восторге от перспективы женитьбы, но тем не менее был готов стать мужем Йоко и воспользоваться ее богатством. Но одной подготовки к разводу было мало. Йоко хотела действовать так, будто Джон уже вычеркнут из ее жизни. Она приказала Лучиано перетащить вещи Джона - одежду, гитары, хай-фай аппаратуру, книги и тому подобное - в квартиру 71. Когда известие об этом дошло до Сэма Грина, он был поражен. "Ты не можешь так поступить! - воспротивился он. - Ты просто не имеешь на это права!" После жаркого спора вещи Джона были возвращены на прежние места.
Этот инцидент поднял деликатный вопрос: что будет с Джоном Ленноном после того, как Йоко с ним разведется? После стольких лет полной зависимости Джон мало чем отличался от ребенка. Бросить его было равносильно тому, чтобы бросить маленького мальчика. В сорок лет ему предстояло вновь испытать то же страдание, которое выпало на его долю в пять.
Назад к оглавлению
|
